finnick odair
✦ the hunger games ✦

---

Урвать себе кусочек от этого Победителя хочет себе половина спонсоров. Другая половина уже это сделала или стоит в очереди и готовиться с ним рассчитаться каким-нибудь очередным секретом. Прогреми такой с больших экранов в Капитолии - мусолить на вечеринках будут не один день. Скажи все разом - энергия в столице будет генерироваться за счет сплетен и скорости их разнесения, где в финале от изначальной мысли мало что останется.

Финник умеет расположить к себе, когда ему это нужно. А нужно это примерно всегда. Внимание этой публики не вечное, а значит, нужно успеть взять все, что полагается.

И что пригодится для общего дела. То самое, о котором "благодетели" в ответ не должны узнать. Как и про Энни. Не слишком ли много секретов на одного человека, Одэйр?

Финник говорит много, но после разговора с ним понимаешь, что ничего-то он про себя не рассказал, а для себя снова получил новое. Джоанна злится, когда тот снова и играючи забалтывает её саму. А потом давится со смеху, когда он проделывает то же с кем-то из других менторов или капитолийцев.
Хотя, признаться, ей было бы больше по душе, если бы он вышел на них с трезубцем.

---

Внимание, разыскивается обладатель самой обаятельной улыбки во всем Панеме! Пожалуйста, не умирай©, хочешь ищи Энни, не хочешь - строй свою историю иначе. От себя обещаю эту вот странную дружбу и вайб "сидят на кухне в три часа ночи, пока у всех вечеринка".
Что по игре: пишу раз в неделю-две, в ответ хотелось бы примерно такого же. Внеигровое по желанию, но будет здорово не-молча обмениваться постами.)
Связаться можно через гостевую или лс, желательно сразу с примером поста. У нас небольшой каст, но мы в тельняшках и ждем всем нашим пгт!

---

пример вашего поста

Джоанна упивается собственной победой на играх, чтобы не сойти с ума еще больше. Чтобы перестать вспоминать чужой предсмертный хрип, она громче смеется и скалится в ответ миротворцам, которых встречает возле деревни победителей. Прежде им приходилось переходить дорогу друг другу, но теперь это им нужно вести себя сдержанней и не приближаться лишний раз к новоявленной победительнице.

Мэйсон шумная до невозможности, продолжает быть костью в горле у своего стилиста и хоть сколько-то успокаивается только в присутствии близких.

Но самое главное: она все еще жива. Неплохой сорванный куш, а?

Блайт во время тура победителей постоянно зудит над ухом о том, что ей нужно быть осторожней, во всем: высказываниях, действиях, что лучше спросить сначала у него, перед тем как нестись сломя голову навстречу какой-то неудаче, которая из-за нее самой и перерастет в катастрофу. Джоанна отмахивается от всех слов (в лучшем настроении, в остальном просто посылает) и продолжает в том же духе. В каждом новом дистрикте равнодушно считывает текст с бумаги и отправляется в следующий, так и до самого Капитолия. Местные сначала вызывают смех своими шмотками, а после: истерический своими намеками. Она прямо шлет кого-то во все места и разбивает бокал с выпивкой кислотного цвета, чудом не об его голову.

Бывший ментор молчит всю дорогу до Седьмого дистрикта.

А вернувшись туда, Мэйсон узнает о смерти своих единственных двух лучших друзей и старшего брата. Несчастный случай на лесопилке, это бывает, это повседневность, но почему тогда так давит на нее это ощущение вины? Почему; она отворачивается от собственного отражения и запрокидывает голову. До ее первых игр в качестве ментора остается не так много времени. Она не покажет этим ряженым курицам Капитолия [а главное самому Сноу], что хоть сколько-то ее можно сломать.

Но на трибутов без слез не взглянешь. Нет, сначала пытается, но какого черта? Пацану едва исполнилось пятнадцать, девчонке — тринадцать, оба смотрят в пол все время, пока едут в поезде. Блайт что-то сначала пытается им вдолбить в головы, но вскоре отмахивается первым. Джоанна пытается наставлять, но в своей манере, но «Просто порви всех нахер, а если не можешь, так переживи!» оказывается недостаточным наставлением.

Элен совсем не тянет на победителя и ее наставница мрачно смотрит на результаты показательных выступлений. У нее — двойка, у Томаса — пятерка и это больше напоминает избиение младенцев. Во время интервью Элен и вовсе все-таки заливается слезами и Джоанне хочется провалиться сквозь пол.

Победителей в играх и правда нет.

На очередном мониторе, теперь уже во время трансляции в общем зале, лицо девочки мелькает в последний раз. Чудом выжившая возле Рога Изобилия, ее убивают еще до наступления темноты и подведения первых итогов.

— Сука! Я же говорила, говорила тебе оглядываться почаще, неужели это так сложно! — Чьи-то руки оттаскивают ее от основной толпы. Безгласый почти роняет поднос с бокалами, когда победительница прошлых игр замахивается, чтобы ударить по чужому плечу. — Маленькая идиотка! — Хотя скорее это уже про себя. Как можно было хоть на секунду предположить, что ее трибут переживает хотя бы первые сутки?

Но это оказывается непростой истиной, слишком.

— А, Двенадцатый, да? Думаешь, ты здесь самый умный? — Шипит почти в лицо, когда понимает, кто ее буксировал все это время. Потом косится на фляжку и быстро отпивает. Пойло обжигает горло, но мягко ложится на душу. — Твои-то там еще, носятся? — Смотрит через плечо Хеймитча на один из телеэкранов. А потом на ведущего.

— Мне стало бы легче, если бы порвала глотку каждому из них!..

Man in Black
✦ Stiven King's Worlds ✦

---

Глаза Уолтера округлились, и на мгновение он выглядел оскорбленным до глубины души. Каллахан всмотрелся в глубокие глаза собеседника и, не смотря на абсурдность происходящего, понял, что эмоции — подлинны. В одно мгновение он лишился последней надежды на то, что видит сон, или последний, яркий эпизод до подлинной смерти. Во снах, по крайней мере, плохие ребята — ужасные люди, у которых нет комплексов.

---

Вряд ли я напишу что-то принципиально новое, да и заявки пишу скверно, так что буду коротка — приходите и будьте потрясающим мудаком (но с хорошим чувством юмора по возможности), чтобы аж кровь стыла в жилах и чтобы хотелось вас ударить, а там на месте разберёмся.
Есть у меня смутные идеи, как можно нам сыграться, чтобы кто-то поседел. Обязательно приходите, если вам завернуть лавкрафтианской чертовщины и самого мрачного дарка, а также приходите, если хотите свергнуть Алого Короля, а то что это он?
Да и вам, может, красный подойдёт лучше, чем ему.

---

другой фандом

Надо признаться, Рук страшилась засыпать где-то, кроме Маяка: находящийся в персональном подпространстве Тени, он чудился оплотом безопасности от чужих глаз, иначе не жил бы там Ужасный Волк, он же — бог обмана, предательств и сарказма, он же по совместительству — поток язвлений в ответ на язвления, шуток в ответ на шутки, насмешек в ответ на насмешки, он же — источник головной боли (в прямом смысле), он же — лысый старый эльф, который считал, что, безусловно, лучше всех и всё-то понимает; засыпая на Маяке, она могла бояться разве что вновь увидеть недовольное лицо Соласа и выслушать очередной поток его бесценного мнения — столь же бесценного, как какая-нибудь поросшая паутиной, гнилью и плесенью в полузатопленном подвале, о чьём былом предназначении оставалось лишь догадываться; но у них почти не осталось выбора, и гостеприимство было столь тёплым, что Рук уже не смогла отказать.
Страшное, грубое, липкое, грязное.
Можно сказать, что Рук несправедлива к Соласу, что он уж точно не заслуживает таких сравнений, эпитетов и метафор, но ведь это он кашу заварил, а расхлёбывать отказался, вовремя заняв уютное местечко двух скверных древних богов, и наверняка строил очередные мозголомные наисложнейшие планы, включающие в себя обман, предательства, ложь, недомолвки, утаивание правды, переиначивание и что-нибудь там ещё, эмоционально пристрастное; и Солас-то теперь сидел в условной безопасности, а не трясся внутри, не показывая слабости ни в коем случае снаружи, в ожидании ещё одного боя с искажёнными творениями Гиланнайн, дышащими столь смрадно, что, казалось, сама скверна распространяется от одного их дыхания, и с фанатиками Эльгарнана, готовыми на всё, только бы божественное солнце обратило на них, ничтожных смертных, свой взор и одарило толикой тепла.
Жёстко тупое, всегда безобразное.
Лучше бы Рук страшилась просто умереть, но нет, были вещи страшнее, которые могли произойти с ними всеми; лучше бы она страшилась смерти, небытия, пустоты, бездны, глубокого, как тёмный океан, и бесконечного ничто, в котором нет ни искры творения, ни дуновения воздуха, ни мысли, ни чувства — обыкновенное ничто, в котором исчезает раз и навсегда разум; но, о, были вещи страшнее, в ужасе перед которыми она бы никогда и ни за что не призналась перед своими союзниками: Рук не смела трепать им и без того изодранные нервы, разве что негромко, едва слышно, рассказывала Варрику о своих кошмарах и беспокойствах, но и то — не про все; не то чтобы она боялась довериться — лишь не хотела беспокоить его и тревожить излишне, ему нужно поправляться, а не выслушивать беды и печали.
Медленно рвущее, мелко-нечестное.
И Рук живо представляла себе, как извивающаяся скверны опутывает её, обвивается вокруг горла, стискивает так, что лёгкие резало болью, а вместо выдоха вырывались отчаянные и жалобные хрипы, но не настолько, чтобы задушить; о, её не убивали — её поглощали медленно, кусочек за кусочком, косточка за косточкой, мышца за мышцей, выклёвывали глаза, заползали в рот и в нос, раздирали, грызли, переваривали живьём, и из её тела вырастало только больше скверны, и скверна была всюду, и она задыхалась в рыданиях, умоляя о смерти, но смерть не приходила, ведь эта скверна — живая и нуждается в живой плоти, этой скверне не так интересны бесстрастные трупы, этой скверне надо лепить по живому, прорастать сквозь наполненные кровью вены, вторгаться в трепещущие органы, пожирать, пожирать, пожирать...
Скользкое, стыдное, низкое, тесное.
Рук видела в кошмарах, точно наяву, как луна поглощала солнце и как наставал вечный не мрак даже, не самая чёрная ночь, а мучительный сумрак, словно дававший издевательскую надежду, что шанс ещё есть, но она-то знала, что рассвет никогда не придёт и что надежды больше нет; и этот вечный сумрак был липким и холодным, промозглым до самых костей, кусающим за оледеневшие пальцы и щёки; и затмение не прекращалось, и солнце не двигалось, и только его диск угадывался за жадной луной, и этот сумрак прорезал нездорово-зелёный завесный пламень, и его зелёность играла в сером сумраке столь странно, что от этого делалось дурно; и поднимая голову, Рук видела только то, что рассвета нет, и знала, что никогда не будет.
Явно-довольное, тайно-блудливое.
Собственное лицо Рук видеть не могла: покрытое прихотливой вязью татуировок, складывавшихся в тот самый узор, она даже не могла зарыдать, не могла срезать кожу с лица живьём, захлёбываясь в крови, не могла ничего, кроме как глядеть, будто со стороны, и слушать, как поёт солнце в её голове; она знала это слово — валласлин, письмо на крови, письмо на её крови, смешанное с краской дивного фиолетового цвета, какой уже не радовал — не мог радовать, не так, не при таких обстоятельствах; не когда от воли ничего не осталось, не когда от себя самой ничего не осталось, не когда от свободы и гордости отыскались только ничтожные обломки, когда от себя осталось ничто.
Плоско-смешное и тошно-трусливое.
Рук приходилось смотреть, как это всё происходит с другими, с друзьями, с союзниками, со знакомыми, со случайными людьми ли, эльфами ли, гномами ли, косситами ли — не важно это, когда сквозь чужое живое тело прорастают щупальца, когда живое существо уже не кричит, потому что у него не осталось не то рта, не то сил; когда живое существо уже не кричит, потому что охрипло и сорвало голос уже давным-давно давно; когда живое существо уже не кричит, потому что перестало воспринимать себя и оторвалось от реальности, но всё ещё не умерло, ведь смерть — бесполезна; когда живое существо смотрит стеклянными глазами, и Рук видит там, в глубине, беспросветный ужас.
Вязко, болотно и тинно застойное.
Молиться можно было сколько угодно, и Рук молилась, чеканя каждое слово, будто это могло помочь, но это не помогало; не было никого там, наверху, кто бы откликнулся на мучительный зов; не было никого там, наверху, кроме самозванцев-богов, горделивых чудовищ мёртвой империи, одержимых прошлым и не способным глянуть вперёд, задуматься, остановиться, подумать о ком-то, кроме себя; не было никого там, наверху, кроме бесконечного ужаса, а здесь, внизу, — лишь терзаемые кошмарами выжившие, позавидовавшие мёртвым.
Жизни и смерти равно недостойное.
Рук мчалась, дрожа, по разбитым мостовым; по спине тек липкий ледяной пот, и что-то следовало за ней, что-то, что она прекрасно знала, но страшилась увидеть, а потому, будто одержимая, мчалась только вперёд, закованная в ужас, и за ней следили, глядели на неё со всех сторон, смеялись, пока она падала, расшибая в кровь колени и сдирая ладони, пока она поднималась, пока она снова бежала и попадала в тупик, угождая в ледяной туман, от которого кожа покрывалась изморозью, а за ней шли неторопливо по пятам, зная, что она вот-вот рухнет и больше не сможет встать, презренное низшее создание, по недоразумению названное эльфом.
Рабское, хамское, гнойное, чёрное.
Зловещий смех по-прежнему звучал за спиной Рук, но она продолжала идти, спотыкаясь, оставляя за собой кровавый след, изнемогая от усталости, от страха, от чего-то такого, для чего никак не могла найти слов ни в одном из языков, какие знала; от чего-то такого, что валилось сверху не камнем, не булыжником, не валуном, а горой; она шла, потом — ползла.
Изредка серое, в сером упорное.
Рук ползла, упорствуя.
Вечно лежачее, дьявольски косное.
Рук ползла, пока не покинули силы.
Глупое, сохлое, сонное, злостное.
Рук закрыла глаза: больше всего ей трусливо хотелось уснуть и не проснуться.
Трупно-холодное, жалко-ничтожное.
Рук разлагалась живьём, мясо сползало с её костей.
Непереносное, ложное, ложное!
Рук лежала тихо, словно трупом, но была жива.
Но жалоб не надо. Что радости в плаче?
Рук плакала, пока слёзы не засохли на её обратившейся в пергамент, точно у мумии, коже.
Мы знаем, мы знаем: всё будет иначе.
Надо признаться, Рук страшилась засыпать где-то, кроме Маяка, именно поэтому: на Маяке ей никогда не снились кошмары.

oleg sheps
✦ battle of the psychics ✦

---

Олеж, я считаю, время отринуть. Отринуть всё и придти сюда играть. Иначе какой мне смысл звонить маме и спрашивать у неё, кто самый сладкий пирожок? Только чтоб посмотреть, как ты бесишься, но делаешь вид, что пофиг вообще.
Опекать как вторая мамочка и гладить носочки и рваные пиджачки (пытаться их зашить?..) и при этом прикалываться на камеры, пытаясь довести тебя, невозмутимого, до белого каления. Ну и в целом - напомнить, кто из нас самый классный медиум России (конечно, я).
И всё это на фоне незамутнённой и прекрасной братской любви, а взаимные подколки - это же база. Потом можно будет ходить после съёмок со сложными щами два дня, делая вид, что не замечаем друг друга в одной квартире, а потом молча сесть играть в приставку. Сурово так, по-мужски. Кто проиграл - готовит целую неделю.

Хочу поиграть и детство, и юность, и попытки привести Олежку в порядок для телевижена, и первые попытки младшенького бодаться, а старшенького - в ответ - кусаться. И Битвы разные, и Самару. Съёмки, мистику, обычную повседневную жизнь. Ссоры-примирения. Попытки Сашки смириться с тем, что он уже ближе к концу звёздного пути, а Олег - только в начале, но и гордость, конечно. Сложные эмоции.
По сюжету у нас с Соней так - экстрасенсы постанова, но у нас с ней проклюнулись настоящие способности и мы с этого совсем ашалели. Можешь присоединиться к этому сюжету или придумаем что-нибудь другое;

---

Ну и по стандарту - пишу от третьего лица, без лапслока и не то, чтобы часто, но в целом подстраиваюсь под соигрока, в том числе и по стилю написания. Вообще не против попробовать разные всякие штуки. Люблю обсуждать игру и всякое, шуточки мемы, но это всё очень опционально и необязательно, конечно же. Если хочется - хоть чуть-чуть - надо пробовать, я тебя очень жду.

---

пример вашего поста

Очередная утомительная поездка в какие-то дальние курмыши, куда нужно ехать несколько часов на студийном минивене — не то, чтобы поездка класса люкс. Саше уже начинало казаться, что вся его жизнь – это бесконечные путешествия по задворкам цивилизации. Немного чувствовал себя кочевником, что-то из времён монголо-татарского ига. Могут налётчикам и дань заплатить, а могут и по кумполу настучать – всегда немножко лотерея. Но шоу маст гоу он – при любом раскладе нужно делать физиономию кирпичом и изображать из себя крутого экстрасенса.
На самом деле Саша ужасно устал, хотя и пытался делать вид, что он ещё ничего и вообще никуда не делся после победы в своей Битве, всё ещё на слуху. Не из тех экстрасенсов, кого забыли за год даже более-менее преданные фанаты. Это раньше бабки-ведуньи в одиноких избушках среди леса сидели и варили куриные лапки, а в нашей реальности экстрасенс – это бренд. Бренд — это деньги, это продаваемость. А значит, нужно поддерживать имидж и торговать лицом, пока есть такая возможность. Телеканал до старости его кормить не будет, фанатская слава – дело такое, сегодня есть, а завтра нет. Получается, всё нужно успеть, пока имя ещё на слуху, и поддерживать известность любыми способами.
Пускай это всё уже немного о с т о п и з д е б е н д и л о.
Но он, как классический Стрелец – не иначе – идёт к своей цели уверенно, не обращая внимания на мелкие и даже средних размеров трудности. На то, что от постоянного недосыпа полопались кровяные сосудики в глазах и, если не надевать линзы, то они будут совсем красные, а так – только голубой цвет линз усиливают. На то, что иногда хочется на всё забить и просто жить своей собственной жизнью, как ему всегда хотелось. В яркой, сияющей, успешной Москве, среди известных людей, наслаждаясь всеобщим обожанием. К сожалению, как и любому приезжему, ему ничего не достаётся на блюдечке с голубой каёмочкой.
Он и приехал-то в Москву с одной старой сумкой и всего одним приличным пиджаком. И то потом выяснилось, что такие пиджаки носят только чушпаны из провинции, сам же над ними теперь стебётся. К счастью, чувство юмора никогда не подводило и позволяло держаться на плаву. Всё приходилось узнавать постепенно, идти маленькими шашками, рисковать. Рисковать вернуться обратно в Самару под мамино крыло, с её всепонимающим (расклывающим на двое, хлестким) «ну ничего, попробуй что-нибудь другое». Рисковать наткнуться на непонимание и хейт. Рисковать всё больше, по мере того как приобреталась известность — своим, уже более-менее, известным именем.
Так уж получилось, что телевидением он грезил с малых лет. Начинал с КВНа, как и многие до него. Представлял, как он попадёт «в ящик», все его будут узнавать на улице и просить автографы. Правда представлял себе не так, как оказалось на самом деле, не в мистической программе про экстрасенсов с бесконечным чесом по дальним деревням и весям и сомнительной репутацией. Но – тут уж как получилось, уже за это стоило бы благодарить судьбу. И сашину упорную баранью целеустремленность. Да и не так уж это мало – все праздники и выходные мелькать на государственном телеканале с завидным упорством. Всё, как и хотел – строил карьеру. Ни семьи ни детей – никаких отвлекающих факторов. Всегда казалось, что это ещё успеется, главное – закрепиться на телевиденьи, заработать побольше денег, пока его ещё приглашают, не до старости же он будет кататься по селам. Но вот уже приходится красить шевелюру в черный, потому что полезли седые волосы, и вдруг выяснилось, что ему уже совсем не двадцать семь.
— Саш, может как-нибудь повзаимодействуете, а Коля поснимает? – вырвала его из раздумий помощница редактора, Лена. Они ехали сегодня в минимальном составе, так как путь был не близкий, и при этом обернуться хотелось за один день, чтобы не ночевать на каком-нибудь сомнительном сеновале.
— Конечно, – медиум выдавил из себя не слишком убедительную улыбку и пересел поближе к Соне Егоровой, с которой они должны были сотрудничать на съёмках.
К Соне он относился трепетно с самого первого дня знакомства. Конечно, в первую очередь она казалась ему очень красивой, и Александр не стеснялся помянуть это комплиментом каждый раз, когда её видел. Что поделаешь, если это такой бросающийся в глаза факт? Даже жаль было, что они так редко сталкиваются на съёмках, что пообщаться не получается от слова совсем, да и времени на это нет. Хотя сейчас – казалось бы – беседуй не хочу, но все как будто уставшие не меньше него. Да и оператор с камерой не вдохновляет на личные разговоры.
— Ну что, какие ощущения, Сонь? Предвкушаешь? – поэтому будничным тоном интересуется Саша, намекая, конечно, на экстрасенсорные ощущения. Лично у него было одно ощущение – сонливость, но он мужественно держался, больше рисуясь на камеру. Не хотелось опять натыкаться по всему интернету на всякие неприятные комментарии, хотя их, конечно, тоже не избежать. Слава она такая.
«Каждый достойный практик с другим может сработаться», как-то сказала Соня в ответ на вопрос, нравится ли ей работать с Сашей. Он это запомнил точно слово в слово, хоть и сказано было давно, память у него была отличная. Это было приятно вспоминать — в их мелком экстрасенсорном гадюшнике хорошее отношение вообще было редкостью, но им с Соней ещё как-то удавалось держаться. Наверное, как раз потому, что и виделись редко.
— О, кстати, — медиум похлопал себя по карманам и достал из внутреннего кармана пиджака небольшую аккуратно запакованную коробочку. — Это тебе, подарок.
Саша часто дарил коллегам всякие приятные безделушки — просто так. Вряд ли кому-то пришло бы в голову, что он подлизывается, учитывая, что его поведение, он и сам это знал, зачастую оставляло желать лучшего. Но, как бы ни было странно, ему было приятно радовать людей, угадывать их как какое-то замысловатое заклинание. Для Сони он приготовил маленькую черепашку-оберег из оникса и заговорил от сглазов и дурных воздействий. Не то, чтобы сам в это так уж верил, но хуже-то точно не будет. Подарки все любят, ну, за небольшим исключением. А оставить кому-то свой подарок — в качестве напоминания о своем существовании — это еще и полезно.